Истории от National Geographic

Лебединое озеро
У этого кадра интересная история. Витя Лягушкин во время большой экспедиции National Geographic на Голубое озеро в Кабардино-Балкарии решил сделать кадр для нашего журнала. Как я писал, у NG к фотографам очень простое ТЗ — «снимай либо то, что никто не снимал, либо так, как никто не снимал». Кормящегося лебедя из-под воды не снимал никто.

Лебеди не утки, и нырять не могут — их большая жопа работает как непотопляемый поплавок. Поэтому у них и длинная шея, чтобы собирать еду со дна. Проблема в том, что если подкармливать лебедей с берега, они подплывают достаточно близко. А вот если подплыть к нему под водой, они засекают дайвера издалека и уносятся прочь, как торпедный катер. Откуда такой страх перед подводными лодками — непонятно. Витина версия, что крокодилы в Африке на зимовке лебедей подъедают.
Весь первый день Витя потратил как раз на те уникальные знания, о которых вы просто так прочитали выше. К тому же лебеди сильно пугались пузырей воздуха от акваланга. Но у Вити было секретное оружие — для той экспедиции нам на тест подогнали суперсовременные ребризеры: автономные дыхательные аппараты, в которых выдыхаемый углекислый газ поглощается химпоглотителем, а затем смесь обогащается кислородом и снова подается на вдох. Никаких пузырей и, самое главное, время автономной работы более 5 часов — почти настоящая анаэробная подводная лодка. Второй день уже с новейшим снаряжением ушел у Вити на выработку тактики, но все хитрые схемы не работали — лебеди не подпускали.
На третий день Витя решил взять красивую птицу измором — нырнул и медленно плавал под ней часа четыре. Мы уже стали волноваться и собирались даже организовывать спасательную экспедицию. Но все обошлось, голод победил и лебедь стал кормиться, не выпуская, правда, нашего водолаза из поля зрения. И в сотне-другой кадров Вити за тот день оказался и этот бриллиант. Или изумруд. Лучшая фотография лебедя, которую я видел. А видел я все фотографии лебедей)

Пещерный человек
Если вы думаете, что самая опасная работа в National Geographic — снимать с расстояния метра диких медведей и львов, то это не так. Самая страшная, страшная до жути работа — подводная спелеология. Я человек не робкий, побывал в большом количестве передряг, но под землю меня не затащишь — много лет назад я в одиночестве застрял в пещере и только чудом выбрался оттуда. Смерть спелеолога — настоящий кошмар Гоголя, боявшегося, что его похоронят в гробу. Так же тесно, та же невозможность пошевелиться, так же абсолютная темнота и тот же могильный холод. А теперь перенесите все это под воду, которая накладывает на вас еще одно ограничение — временное, которое определяется количеством кислорода в баллоне. Это на фотографиях пещеры выглядят как космос, а на самом деле это ледяная абсолютно черная бездна. Закончился у вас свет — вы обречены. Не рассчитали воздух — вы труп. Заблудились — помощи ждать неоткуда. Даже всплыть можно далеко не везде. Да и застрять с баллонами в расщелине легче легкого. И уж если подводные фотографы в National Geographic считаются расходным материалом, то подводные пещерные и подавно. Среди них ходит даже мрачноватая шутка, что стать лучшим фотографом в своей области не трудно — достаточно некоторое время подождать. За все мое время работы в National Geographic мы теряли людей именно в подводных экспедициях.

Поэтому понятен наш священный трепет, когда в начале 2011 года в редакцию National Geographic незнакомый фотограф принес невероятные подводные кадры Ординской пещеры недалеко от Перми. Напоминающий очень большого гнома из «Властелина колец» Витя Лягушкин окончил Театральную академию по специальности «художник-декоратор» и даже проработал три месяца. Стоял у истоков московского концептуального искусства, но яйца к брусчатке не прибивал. Ни свои, ни чужие. Когда нужда стала крайней, попытался устроиться на работу в любой журнал. С его внешностью охотнее всего брали в автомобильные издания, где требовались фотографы в экстремальные тест-драйвы на внедорожниках. Во время одной автомобильной съемки попробовал нырять с камерой, и, как говорится, так там и остался. Перепробовав почти все подводные жанры во всех точках мира остановился на самом опасном — подводной спелеосъемке. Несмотря на свою брутальную внешность, Витя оказался человеком добрым, и даже ранимым, и сделал в дальнейшем много материалов, которыми гордится National Geographic. Но вернемся к подводной пещерной съемке.

Помимо того, что это очень опасное занятие, это еще и очень, очень тяжелый труд. Ведь помимо спелеоснаряжения, приходится тащить на себе и все водолазное оборудование, плюс тяжеленные боксы с подводным светом и фотоаппаратурой. То, что вы видите в кадре, в реальной жизни не видит никто. Дайверы, как правило, не узнают знакомые подземелья по снимкам, они знают только маленькие фрагменты, выхватываемые лучом фонарика. Фотограф ныряет и долго изучает пещеру под водой, буквально на ощупь, пока будущий кадр не выстроится у него в голове. После этого он с многочисленными помощниками (штативов под водой нет, вместо них – дайверы со вспышками) на земле до автоматизма прорабатывает будущую съемку — кто куда плывет, и как держит свет. Это отдельная наука — как правило, на конечных кадрах свет заслоняется фигурами аквалангистов, и видно только сияние. Непрофессионалу увидеть трудно, но на одном кадре одновременно могут работать около десятка вспышек.

После того, как на земле обеспечивается абсолютная синхронность, вся эта многочисленная процессия медленно-медленно, чтобы на потревожить тысячелетнюю известковую взвесь на дне вплывает в нужный зал и с ходу делается кадр-два. Больше не удается, чья-то неосторожная ласта все же поднимает со дна муть. Так же осторожно все выходят на поверхность и смотрят результат — ничего не получилось, кто-нибудь непременно светит не туда. Новые тренировки и ожидание следующего дня — взвесь оседает почти сутки. И вдруг, когда кажется, что ничего так и не выйдет, получается идеальный кадр. Вот он, перед вами.

А вы говорите, трудно на работу утром в понедельник вставать.

Как я провел этим летом
Через восемь часов полета из Москвы на северо-восток под крылом Boeing-757 на самом берегу Северного Ледовитого океана вдруг появляется 2,5-километровая бетонная взлетно-посадочная полоса маленького полярного городка Певек. Еще восемьдесят километров на север (что гораздо сложнее, чем предыдущие 8 000 км), и вы на полярной метеостанции Валькаркай, самой северной точке Чукотки. Если просто, то на самом краю света. Для поклонников качественной отечественной литературы это точка на маршруте героев «Дневника прибрежного плавания» Олега Куваева, для поклонников отечественного кино – место действия «Как я провел этим летом» Алексея Попогребского. Фильма уникального: впервые в истории мирового кинематографа фильм от первого до последнего кадра был снят не просто на полярной станции, а на станции категории ТДС – труднодоступная станция. Обычно же экстремальное кино снимается в декорациях в местах, сильно отдаленных от реальной натуры.

Про Валькаркай слышали немногие, а бывали там и вовсе единицы. Случайно туда попасть невозможно. Да и неслучайно проблематично. Но как туда забросило интеллигентного москвича, да еще с целой съемочной группой? Мы сидим с Алексеем в московском кафе, разомлевшие от июльской жары, и вспоминаем одно из самых красивых мест на земле – августовскую Чукотку.

Алексей считает, что ему было суждено очутиться в Валькаркае. Семилетним мальчиком он в гостях наткнулся на полке на книгу «Записки полярного летчика» Михаила Каминского, изданную в далеком Магадане много лет назад микроскопическим тиражом. Книга его заворожила, он перечитал ее раз пять, и потом эта книжка пропала. Спустя много лет, когда когда Алексей уже выбрал место для съемок, он вновь нашел эту книгу, и обратил внимание на подзаголовок – «В небе Чукотки». Потом еще было много совпадений, не дающих забыться детским мечтам о полярных путешествиях. Алексею пятнадцать лет, на Садовом кольце сидит бабушка и продает старую литературу. Рука тянется сама и выбирает потрепанную книжку 50-х годов издания «Записки полярника» Пинегина. Читает, и опять его потрясают обстоятельства быта полярников. После этого Алексей прочитал почти все в мире на эту тему. Причем отечественные мемуары показались намного интереснее западных, за исключением, может быть, дневников Скотта.

Другой страстью Алексея были карты, он часами мог просиживать над ними, представляя, какой может быть жизнь вот в этой конкретной точке. Особо его увлекали даже не острова, как большинство романтиков, а косы, часть суши, почти со всех сторон окруженная водой . И первый свой сценарий «Коктебель» он писал именно на Курской косе, а фильм «Как я провел этим летом» снял на косе Валькаркай.

За основу фильма Попогребский взял реальную историю, рассказанную исследователем Арктики Георгием Ушаковым в своей книге «По нехоженой земле», где он описал свою трехлетнюю экспедицию на Северную землю в 30-х годах. В начале экспедиции с материка пришла телеграмма, что у самого брутального участника экспедиции мурманского охотника Сергея Журавлева умерли дети, и начальник экспедиции Ушаков долго не мог сообщить ему эту трагическую новость. Носил в себе, пока они не оказались вдвоем с охотником на грани гибели. Действие фильма Алексей решил перенести на отдаленную полярную станцию. Но какую? Один из самых больших энтузиастов истории освоения Арктики, старший научный сотрудник факультета географии МГУ Федор Романенко, побывавший на многих советских полярных станциях, показал режиссеру сотни кадров станций от Мурманска до Камчатки. Взгляд Попогребского остановился на станции, стоявшей на косе – Валькаркай. Глянув на карту, он убедился, что это к тому же и настоящий край света, который и нужен был по сценарию. С гигантским преимуществом – рядом город Певек с одной из лучших в мире заполярных взлетных полос, принимающая прямые рейсы из Москвы. В итоге туда добраться проще, чем, например, до некоторых точек Мурманской области. И вот в 2007 году с оператором и художником он отбыл в разведку на станцию на две недели.

Как я провел этим летом (продолжение)

Туманная станция
Рассматривая место будущих съемок в Google Maps Алексей Попогребский обнаружил рядом точку «Туманная станция», если точнее, то полярную станцию «Туманная». Очень романтическое название. В интернете про нее очень мало информации, несколько строчек. Изначально гидрографическая станция «Мыс Шелагский». Якобы еe поставили во время войны, когда там непрерывно шли конвои с ленд-лизом. Место действительно коварное: каждые полчаса меняются ветры, туманы, течения. Корабли тонули, самолеты бились – обломки в фильме как раз оттуда, в 60-е годы там разбился самолет ледовой разведки. И в этой точке поставили станцию, которая ревуном, световым и радиосигналом предупреждала корабли об опасности. В 1981 году еe закрыли, а людей эвакуировали.

Киноэкспедиция в 2007 году до Туманной станции добралась с реальным риском для жизни. Забрасывали полярников зимой по льду, летом причалить кроме как на резиновой лодке невозможно, полоса гальки метров пять, дальше отвесные скалы, даже вертолету негде сесть. Попогребский утверждает, что как раз после подъема по этим скалам у него появились первые седые волосы. Но дело стоило того – на станции открылись такие фантастические виды, что группа единогласно решила часть действия перенести на Туманную станцию, чего бы это не стоило. Кстати, через год, во время самих съемок, при/ причаливании к крохотному галечному участку на резиновой лодке, группа чуть не утопила все съемочное оборудование на полмиллиона долларов.

Туманы
Один из интересных феноменов восприятия Заполярья – искажение масштабов. Вокруг отсутствуют привычные реперные ориентиры, в первую очередь деревья. Высота сопки – сто метров или километр? А идти до нее час или сутки? И ошибаются не только приезжие. Водитель вездехода съемочной группы, проживший на Севере лет тридцать, и все равно однажды принял полярных зайцев за белых медведей, а спустя некоторое время – медведей за зайцев.

Добавим к этому местные туманы, налетающие за несколько минут, и окутывающие вас плотным слоем, в котором видимость падает до нескольких метров. В такой ситуации у человека включается внутренний радар, и предельно обостряется слух, на который и стараешься ориентироваться при движении. Мир вдруг наполняется какофонией звуков, на которые раньше не обращал внимание: вот справа шумит прибой, там обрыв 300 метров. А вот шорох, кто-то впереди нас. Через пару метров съемочная группа видит задницу белого медведя, которая весело подпрыгивая, убегает от людей. Всех это очень развеселило, потому что было самое начало киноэкспедиции. Побеги медведь в тумане в другую сторону, фильма могло бы и не быть. Поход на туманную станцию настолько очаровал режиссера, что он его почти дословно перенес его в сценарий. Вот, главный герой идет сквозь туман, который рассеивается, видит обломки разбившегося самолета, а потом и белого медведя. Так было записано в сценарии, и природа ровно через год воспроизвела все один к одному, никакого кинодыма для моделирования тумана пускать не пришлось. Даже медведь появился в нужный момент. Правда, сначала снимали героя, а потом прогнали по этому же маршруту медведя. Медведь бежит на камеру, потому что у него в тылу главный режиссер со вторым оператором. Это была красивая романтическая глупость, признается Попогребский.

Арчум
Слово «Валькаркай», как и «Певек» в фильме вы не услышите. Если вы в тех местах не бывали, то они вам ничего и не скажут, а для местных это узнаваемые родные места, и они их опознают без названия. А в кино действие фильма происходит на несуществующем острове Аарчым. На метеостанции Валькаркай людей работает больше, чем на метеостанции Аарчым – восемь реальных против двух киношных. Самое старое здание на станции - баня - построена в 1935 году и именно в ней парятся главные герои. Не знаю, как сейчас, но несколько лет назад на станции кроме полярников жили и три классические чукотские огромные лохматые собаки. Одна из них — легендарная гренландская лайка Арчум, в честь которой и назван несуществующий остров Аарчым. Как рассказывал чукотский фотограф Константин Лемешев, побывавший на станции сразу после съемки фильма, Арчум очутился на Чукотке в составе одиночной экспедиции француза Жиля Элькема, совершившему за несколько лет грандиозное путешествие вдоль побережья Ледовитого океана. Где пешком, где на каяке, а завершал круиз на собачьей упряжке. В 2003 году путешественник сделал на Валькаркае длительную передышку, давая отдых своим уставшим собакам. Валькаркайцы запомнили тогдашнего Арчума худым и драным. Мало, что надрывался в упряжке, так еще без конца жестоко грызся с собратьями – кобель на дух не переносил, когда хозяин привечал других собак. Он так вымотал Жиля своей ревностью, и каюр отправился в дальнейший путь уже без него.

Как я провел этим летом (продолжение 2) 

Ядерные батарейки
Многих зрителей в фильме интригует радиоактивная штуковина, напоминающая стабилизатор авиабомбы. Это РИТЭГ – радиоизотопный термоэлектрический генератор, использующий в качестве топлива чрезвычайно радиоактивный изотоп – стронций-90. В СССР они использовались для питания маяков и удаленных метеостанций и их было изготовлено более тысячи штук, большинство из которых после распада СССР были брошены. На Валькаркае их нет, а вот на площадке недалеко от Туманной станции во время съемок было четыре штуки. Но в фильме снимались не они, настоящие РИТЭГи оказались недостаточно фактурными, пояснял Алексей Попогребский. Поэтому киношный РИТЭГ был сделан художниками, его привезли на Чукотку и собрали уже на станции. В фильме РИТЭГ — полноправный третий участник драмы.

Ядерная тревога
Году в 1981, зимой, в Певеке началась паника. По школам и предприятиям ходили неулыбчивые мужчины с военной выправкой с невеселой выставкой-демонстрацией. Пришли они и в наш класс. Поставили на стол небольшой металлический ящик, размером с коробку из-под вина, из которого извлекли ящик поменьше. Из второго ящика извлекли уже свинцовый контейнер. Их рассказ был необычно откровенным для того времени — негативные новости скрывались. Оказывается, со склада геофизиков пропал подобный контейнер с опасным радиоактивным изотопом. Если он находится в первом не вскрытом контейнере, никакой опасности нет. Второй контейнер уже начинает ощутимо фонить. Свинцовый уже можно обнаружить детекторами с самолета, который летал над городом и его окрестностями. После этого мужчина открыл свинцовый контейнер и достал из него стеклянную ампулу с белым порошком. «Внутри лежит вот такая ампула с изотопом, который должен светится, — без всяких эмоций сказал дядечка, — и если вы её увидели, то вы уже труп». Дядечка показывал нам муляж, но было совсем не весело. Таким же спокойным, я бы сказал могильным, голосом он объяснил, что уже через несколько минут ношения в кармане этой ампулы на бедре будет ожог. Если посмотреть на настоящую ампулу -- ослепнешь. Если ампулу бросить в снег, то она проплавит его и уйдет вниз, но безопасной не станет — пребывание непродолжительное время в радиусе 10 метров от неё также будет смертельным. «Поэтому, мальчики, — и недобрый дядя пристально посмотрел каждому из нас в глаза, — если этот ящик сперли вы, умоляю, не открывайте его ни в коем случае. И если увидите у кого похожие ожоги — немедленно сообщите». После чего оставили контакты и назвали место, куда можно принести украденный ящик и пообещали, что за это ничего не будет.

В общем, в городе сутки была настоящая паника. Дело осложнялось еще тем, что уехать из Певека никуда нельзя — вокруг на тысячи километров одна заснеженная тундра, дорог нет. А билеты на самолеты раскупались за два месяца до вылета. Не придавали оптимизма и снующие по всему городу люди с дозиметрами. Точно помню, спал в ту ночь не очень. Но на следующий день сообщили, что ящик вернули. Вроде, мальчишки из интерната стащили. Серьезные дяди вовремя лекции провели, контейнеры вскрыть не успели. Но этот липкий, панический страх, сковавший весь город, я запомнил на всю жизнь.

Жить или не жить
Выжил ли начальник метеостанции, герой Сергея Пускепалиса, спрашивали меня читатели. История выше отвечает на вопрос — если специально не разбирать контейнер, дозу схватить можно, но не смертельную. И, тем более, отравить рыбу, засунув в РИТЭГ, нельзя. 

«До тех пор пока цел корпус ритэга (являющийся транспортной упаковкой РИТ‑90), он не считается радиоактивным отходом. Оказавшийся за пределами радиационной защиты РИТ‑90 будет представлять собой серьёзную локальную опасность для лиц, оказавшихся в непосредственной близости от него. Радиационное загрязнение окружающей среды исключено» — говорится в наставлении. Экспериментальный взрыв пристыкованного к ритэгу мощного противокорабельного взрывного устройства разрушил малый ритэг (57ИК), однако входящий в его состав РИТ‑90 оказался неповреждённым. Так что стажер просто не мог разрушить защитный корпус.

Интересно, что как раз с выходом фильма совпала и радостная новость для жителей Арктики – с севера начали массово вывозить РИТЭГи. Например, в 2010 году только с Чукотки эвакуировали тридцать четыре радиоизотопных генератора, а к 2012 году не осталось ни одного. Можно как угодно относится к Путину и Шойгу, но сделали это дело они.
Так что через несколько лет кинематографический РИТЭГ будет еще большей загадкой для зрителей, чем сейчас.

Медведь
Как-то редакцию National Geographic пришел мужчина лет 45. Сергей. Ничего особого, увидев его раз, вы вряд ли его запомнили. Спросил, как попасть в американский журнал, это его мечта. Вопрос не редкий и на него есть один ответ: «Никак». National Geographic принимает к печати не просто хорошие фотографии, а лучшие в мире. Есть даже простой критерий: «Снимать либо то, что никто не снимал, либо так, как никто не снимал». То есть ты должен быть чемпионом мира в данной области фотографии. Мало того, если NGвидят хорошую локальную съемку он присылает туда же своего «чемпиона мира». Переснять.

«Хорошо, — невозмутимо сказал Сергей, — а как попасть в русский National Geographic?». Ответ опять был: «Никак». «То есть как?». «Чтобы попасть к нам, нужно стать если не чемпионом мира, то чемпионом Европы точно. А если вы снимаете на таком уровне, то мы сами вас найдем и будем пылинки с вас сдувать. Но сейчас среди лучших фотографов дикой природы людей с именем Сергей точно нет».

Через минут пять выяснилось, что профессиональную камеру он взял руки года два назад. Мужчина не замечал иронии в наших ответах и продолжал беседу. Какой критерий лучшего фотографа Европы? Ну вот, например, победить в конкурсе BBC Wild Life Photographer of the Year. Сергей задумался и попросил контакты членов жюри. Потом сказал, что больше всего его привлекают медведи и леопарды, поговорил с нами о нюансах съемки дикой природы и надолго исчез.

Когда он появился в редакции спустя пару лет, вспомнили его с трудом. Он стал показывать свои работы. Работы первоклассные, такого быть просто не могло! В процессе разговора стала вырисовываться его история. После нас он поехал в Лондон, нашел фоторедактора BBC из жюри и нанял её как критика своих работ. И показал свои первые попытки снимать африканских леопардов и камчатских медведей. Ответ пожилой английской леди был примерно таким: «Это полное говно!». На что Сергей спокойно сказал: «Что говно, это понятно. Но я плачу вам, чтобы вы мне расписали почему говно по пунктам». Леди села и влет накидала штук сто замечаний. «Хорошо», сказал Сергей и улетел сначала на Камчатку, потом в Африку, потом опять в Лондон к своей леди. Она удивилась настойчивости странного русского, но накидала ему опять кучу замечаний, может, на пару меньше. Сергей опять улетел и вернулся через некоторое время. Так, в полетах Москва-Камчатка-Африка-Лондон прошло два года. И сейчас он сидел перед нами, разложив первоклассные кадры. Но там не было чемпионского. И он приехал за советом.

Надо было придумать что-то такое, чего еще никогда не было. Решили остановится на медведях, все-таки на Камчатке они рекордные, таких больше нет. Но всё равно, их снимают уже больше ста лет, и, казалось, все возможные кадры уже были сделаны. После нескольких мозговых штурмов Сергей предложил сделать кадр, где медведь стоит наполовину в воде. Штука состояла в том, что сделать этот кадр надо было с расстояния примерно в 1 метр — на бОльшем расстоянии подводную часть кадра размыла бы вода. САМОГО БОЛЬШОГО В МИРЕ БУРОГО МЕДВЕДЯ С РАССТОЯНИЯ 1 (ОДИН!) МЕТР! Это было похоже на самоубийство. Мне было страшно подписывать человека на такое. «Я не собираюсь умирать, — успокоил меня Сергей, — и я сделаю этот кадр».

Небольшое пояснение. В National Geographic запрещена постановочная съемка. Поэтому дрессированные медведи, фотомонтаж или любые комбинированные съемки исключаются. Предоставляются только исходные не редактированные кадры. Это раз. А два, это то, что бурый медведь является самым опасным хищником на земле. От бурых медведей погибло больше фотографов, чем от всех других животных в мире вместе взятых. Ну и самые свирепые и большие — именно камчатские медведи.

Через пару недель мне стали звонить знакомые подводные фотографы и продавцы из дайверских магазинов. Говорили, что ходит какой-то сумасшедший дядька и интересуется, как можно снять из-под воды дикого медведя. Если ли какая-то технология. И просили меня отговорить его от этой затеи. Через месяц звонки прекратились и мы решили, что Сергей угомонился. И как-то потихоньку забыли об этой истории. И вспомнили о ней только в момент оглашения результатов конкурса BBC Wild Life Photographer of the Year 2007 года — за ним наше сообщество следит как киноманы за результатами Оскара. Фотографом года стал наш Сергей с «водной» фотографией медведя! Сказать, что это было невероятно, значит ничего не сказать. Это было более невероятно, чем победа сборной России в чемпионате мира по футболу. У нас в редакции начался праздник и мы с нетерпением ждали нашего героя. И он не заставил себя ждать, навестив нас сразу по прилету в Москву с парой бутылок шампанского. «Серега, ну как? Ну как тебе это удалось? — спрашивали его наперегонки, — что было самое сложное?». «Изо рта у медведя уж больно воняло» — то ли шутя, то ли всерьез ответил Сергей. Да, фамилия Сергей была Горшков. И он имеет непосредственное отношение к рассказам о Певеке. Но об этом в другой раз.

Первый подвиг Горшкова
Я уже познакомил вас с настоящим супергероем — Сергеем Горшковым, который впервые взяв в руки профессиональную камеру уже через четыре года стал лучшим в мире фотографом дикой природы. И победил нокаутом, сделав с расстояния метра легендарный кадр, где медведь стоит по пояс в воде. И у всех, кто видел этот кадр, после восторга сразу возникал вопрос — как?

И действительно, как? Получить сразу ответ на это вопрос было невозможно. Потому что, пока кадр не стал хрестоматийным, раскрывать технологию его создания нельзя — сразу же появляется куча последователей, которые, с большой вероятностью, могут сделать даже лучший кадр по схожей технологии.

Чем отличается великий кадр от просто первоклассного? На нем ты видишь то, что до момента съемки не видел никто в мире. Полный аналог открытия в науке. Помниться на фотовыставке, посвященной 125-летию National Geographic я стоял перед черно-белой фотографией, на которой были видны две размытые попы убегающих оленей. Я уже немного поработал в NG и слегка научился отличать работы профессионалов от поделок любителей. Посмотрите на свои снимки диких животных, если они есть. На них всегда видны только задницы, что и понятно — животные от вас убегают. А на профессиональных кадрах животное смотрит прямо в кадр. А тут две задницы, да еще и мутные, по соседству с действительно великими фотографиями. Ситуацию мне объяснил шеф-фотограф National Geographiс Андрей Каменев: «Саня! Посмотри! Это фотография сделана в XIX веке! Это первая в мире фотография дикой природы! Чувак с огромной коробкой одной из первых примитивных камер устроился в засаде, и когда ночью два оленя подошли к водопою зажег кучу магния на деревянной полочке, вручную открыл объектив и сделал кадр. И мы даже не знаем с какой попытки. Может он на это годы ухлопал. И, понятно, олени не позировали». Сейчас сделать такой кадр может любой школьник, но великим навсегда останется тот самый, первый, с двумя размытыми жопами.

Кадр с медведем у Горшкова был великим. И пока фотография каталась по миру по выставкам, собирая всевозможные награды, своего секрета Сергей не выдавал. Но года через два он заскочил в редакцию и открыл ноу-хау. Тут надо сделать отступление, что даже зная секреты Горшкова, повторять его подвиги не стоит. Дело в том, что он родился в такой глухой сибирской деревушке, где не было даже телевизора. И даже в школу пошел не с первого класса, так как дорога шла через тайгу и надо было таскать ружье. Поэтому повадки диких зверей он знает лучше, чем вы привычки своих соседей. Впрочем, плохо знающие в тех краях до окончания школы не доживали.

Помнится, как-то спросили, как ему удается незаметно подкрадываться так близко с хищникам. Сергей рассмеялся: «Хищники чуют, слышат и видят нас на расстояниях в сотни раз дальше, чем мы их. Поэтому подобраться незамеченным к ним просто не удасться. Впрочем, если это все-таки по какой-то случайности произойдет, это будет самое плохое, что может с вами случиться. Хищник от неожиданности проявит агрессию и бросится на вас». Сергей, как Маугли, с детства знал язык диких животных и понимал их. Поэтому знаменитый кадр был невозможен без абсолютного понимания психологии медведя. Которое подсказывало, что глухая металлическая клетка, как при съемки акул, не годится.

Медведь, которого считают символом России, — самое совершенное животное на земле. Он может жить практически везде, начиная с пустынь и заканчивая арктическими тундрами. При низких температурах и отсутствии еды он впадает в спячку. При изобилии — не впадает. Он может питаться практически всем: травой, ягодами, орехами, насекомыми, рыбой, дичью и даже падалью. Для этого требуется уникальная система пищеварения и строение челюстей и зубов. И еще он обладает совершенно разнообразными навыками и технологиями добычи пищи. Для чего требуется мощный интеллект, и медведь очень умен и коварен.

Поэтому глухая акулья клетка и не годилась. По словам Сергея, медведь кантовал бы её в реке до тех пор, пока она не развалилась, либо отважный естествоиспытатель внутри не потерял сознание. После чего медведь без труда выковырял его изнутри по частям. Да, совсем забыл сказать, где снимают мишек с такого расстояния. На реках Камчатки (потому что на Камчатке самые большие и красивые медведи и куча подходящих рек) во время нереста. На рыбалку сходятся сотни медведей со всех окрестностей, и виду изобилия еды они сравнительно малоагрессивны. По крайней мере как еду вас не воспринимают. Впрочем, именно на этих речных съемках чаще всего и гибнут беспечные фотографы.

И Сергей придумал выход. К речным сваям, оставшимся от моста, он крепко прикрутил П-образную решетчатую конструкцию с окном под объектив посредине. Почему не замкнутую? Потому что в ней ты останешься в осаде, которая к конце-концов будет прорвана. А П-образную конструкцию можно непрерывно обходить по кругу. Собственно на этом кадре и видим момент, когда медведь пытается обойти решетку справа.

И что, зная секрет кадра Горшкова теперь можно ринуться снимать медведей по пояс в воде? Можно, но я бы не советовал. Потому что сзади может подойти еще один медведь. 

Южак
Редчайшая фотография, на которой запечатлен южак — самый сильный в мире постоянный ветер, часто дующий в Певеке. Фотография Сергея Бегунова, геолога Чаунской ГРЭ, даже в National Geographic нет фотографии лучше. Потому что когда он дует, невозможно даже устоять на ногах, не то что сделать кадр — люди часто передвигаются ползком. Давайте, расскажу вам о южаке, короле ураганов, он стоит того.

Ветер начинается внезапно, поэтому во всех квартирах, конторах и школах есть барометры и люди умеют пользоваться ими не хуже метеорологов. За полчаса до начала урагана давление начинает стремительно падать. Занятия в школах мгновенно прекращаются, школьники бегут в раздевалки, где учителя из них по территориальному признаку формируют цепочки: старшеклассник-малыш-старшеклассник-малыш-старшеклассник. Самые тяжелые и опытные стоят по краям. Задача — развести сначала малышей, потом уже самим добираться до своих домов. Кто живет в дальних поселках пережидают южак в школе — при таком ветре карбюраторные двигатели мгновенно глохнут. Минут за десять до первого шквала размывается четкий контур сопки над городом — в котловину между двумя сопками устремляются потоки воздуха, которые первое время несут снег. Еще немного, и город накрывает мощнейшим ударом ветра. Именно этот момент виден на фотографии. 

Через некоторое время весь снег сдувается до льда, на улицах не остается ничего — ни мусора, ни забытых санок. Даже стальные бочки улетают из города. Обычная скорость ветра при южаке около 40 м/с, с порывами до 80 м/с.
Для выхода на улицу нужна специальная экипировка. Ушанка, с крепко завязанными под подбородком ушами (иначе срывает первым же порывом) и непременные «южачки» — горнолыжная маска, закрывающая глаза и верхнюю часть лица. Без таких очков ветер с ледяным снегом мгновенно посечет глаза. Никаких шуб — они продуваются насквозь, да и мех быстро выходит из строя. Мощные полушубки, рукавицы из овчины и валенки, а лучше, унты — они меньше скользят на льду. 

Существуют разные техники передвижения при южаке. Ветер в одних местах города дует, как в аэротрубе, в других, в зонах разрежения за зданиями, стоит относительное затишье. Поэтому стараются передвигаться рывками от одной тихой гавани к другой. Можно разбежаться в ней и выскочить на ветер — тебя сбивает с ног и несет наискосок к другому дому, за который нужно зацепиться. Высший пилотаж, так рассчитывать траектории, чтобы точно попадать в фонарные столбы. Зацепился, встал на ноги, дождался затишья между порывами и вперед, к следующему столбу. Правда, порыва можно ждать долго — часто люди стоят в обнимку со столбами минут по пятнадцать, не в силах преодолеть нужный участок. Впрочем, долго в одиночку стоять не придется, это Арктика. Первый, кто увидит тебя, непременно придет на помощь, даже с риском для собственной жизни. Это даже не обсуждается. Мало того, если не можешь добраться до дома, заходи в любой, тебя радостно встретят, накормят, напоят горячим чаем и дадут переждать непогоду.

Впрочем, зацепиться за столбы или дома удавалось не всегда. Последний рубеж — на самом краю города был небольшой, сантиметров двадцать деревянный заборчик, который начинался сразу за моим домом и спасал меня несколько раз. Ну, а если совсем не повезло, то тебя выносило на лед Чаунской Губы и несло до острова Раутан, что в нескольких километрах за городом. Как вести себя в этих случаях рассказывали даже в младших классах — не паниковать, найти укрытие от ветра и ждать окончания южака. А кончится он мог как через час, так и через несколько дней. Надо сказать, что дуть с такий силой на большой территории ветер не может, как раз на Раутане южак и «сдувался». И шанс дождаться окончания ветра и не замерзнуть был — при такой скорости при прохождении каждых 100 метров воздух от трения нагревался на один градус, и температура в районе южака обычно держалась чуть нижу ноля — по меркам Чукотки очень тепло. Ну и после окончания ветра надлежало своим ходом вернуться в город — даже маленькие дети были обучены таким навыкам. 
Впрочем, везло не всем. Как правило каждой весной в городе оттаивало несколько «подснежников» — несчастных, которым не повезло. А некоторых не находили вовсе.

Фейсбук Александра Грека здесь