Майк Шилов: «Мне приходится быть более убедительным, демонстрируя, что я могу быть востребован глобально»
Разумеется, мы встретились до карантина. Сейчас в принципе сложно представить ситуацию, когда люди приезжают в кафе пообщаться, что-то заказывают, обсуждают. Да-да именно так и было! Поэтому, я изложу нашу встречу с Майком во всех подробностях.
Началось с того, что Майк нагрубил продавцу корнера Nespresso во «Временах года». Тот действовал не слишком умело, и вдобавок не смог внятно ответить на уточняющий вопрос. Майк вспылил, указал бедняге в максимально литературной форме на служебное несоответствие и передумал покупать. Судя по всему, эта мелкая коллизия не выходила у него из головы, поскольку сразу же после нашей встречи он мне подробно о ней рассказал, еще раз возмутившись непрофессионализмом продавца. Я в попытке сменить тему обнаружил «помощь» в виде проходящей мимо пары состоятельных посетителей торгового центра, одетых дорого и нелепо, словно на дворе 90-е. Мы немного порассуждали о неизменности вкусов и решили вспомнить как «все начиналось».
Мы ведь, кажется, начинали в глянцевых журналах? Причем одновременно с началом эпохи самих журналов. Что это было за время?
Это было время больших возможностей. Во всех смыслах — и для бизнеса, и для нашего поколения, и для страны в целом. Я с трудом могу представить сейчас ситуацию, когда мы с парой энтузиастов в 1996 году на коленке в одной комнате сделали журнал NRG, и к нам пришли рекламодатели Chanel, Cartier, другие топ-бренды. Мы с жадностью и энтузиазмом готовы были открывать и себе и читателям новый мир. Сегодня все свелось к довольно вульгарному восприятию люкса, как показателю финансового благополучия. А тогда это было познанием искусства потребления. Люди приходили посмотреть на дорогие часы, ювелирные украшения как на искусство, удивительные предметы из другой жизни, которой Россия еще не знала. Это было время большого любопытства.
Любопытство, кстати, было взаимное. Россия казалась снаружи абсолютной terra incognita.
До NRG мы с Мариной Левашовой три года вели страницу моды в газете «Сегодня». Я ездил на показы haute couture в Париж, от России на показах было тогда три человека — я, Эвелина Хромченко и ведущая программы «Магия моды» Наталия Козлова. То есть всех тех прекрасных девушек, главных редакторов модных журналов, еще не было, как и самих журналов. Естественно, к нам был огромный интерес, нам предоставлялись лучшие места, у нас была возможность делать интервью с дизайнерами.
В те времена нас очень любили…
Я мог сделать интервью с кем угодно — Жаном-Полем Готье, Пако Рабанном, Тьерри Мюглером, Кензо Такадой, Джанфранко Ферре — пожалуйста! Им тоже было интересно общаться, узнавать нас — они на интервью чаще задавали вопросы чем я. Они понимали, что Россия — огромный потенциальный рынок, с уважением относились к русской культуре, к стране, им был любопытен человек «оттуда». У нас складывался взаимный интерес.
Идеальная, между прочим, ситуация.
Наш журнал был источником расширения кругозора, повышения эрудиции. Мы совершенно искренне преследовали эти цели. Потому что серьезно рассчитывать на то, что многие могут себе позволить купить швейцарские часы или даже дорогие духи, было сложно. Тогда люди накапливали не только капитал, но и знания, не всегда зная как капиталом пользоваться. А сейчас глянец превратился в инструмент продаж.
И как ты почувствовал, что журнал становится тесен и обратился к дизайну?
Я всегда интересовался дизайном, интерьерами, архитектурой. У меня дедушка был архитектором-мостостроителем. К сожалению, он погиб на войне, я никогда его не видел. Моя мама была счастливой женщиной, потому что меня не надо было силой загонять с улицы, я и так сидел дома, чертил или рисовал. И до сих пор мой идеальный отдых во время работы — открыть архикад и что-то почертить «для души», либо сесть за мольберт и порисовать. В это время перегружается голова и мне не надо, например, идти в кино или выпивать, чтобы отдохнуть. Я с детства рисую для себя и таким образом всегда отдыхаю.
В старших классах у меня было желание изучать архитектуру, но поскольку не очень ладилось с точными дисциплинами, я пошел по журналистской стезе. Вначале в Школу Юного Журналиста при МГУ, а затем поступил на вечернее отделение журфака. Отслужил в армии два года, потом доучился. Но уже с 16 лет, чтобы было понятно, печатался в «МК», причем нередко на первой полосе.
Кстати, меня никогда после института, куда бы я не приходил, не просили показать диплом. После собеседования брали на работу безо всяких условностей. Даже не знаю, где мой диплом. Я переезжал несколько раз, наверное, он потерялся, но факт в том, что его никто не просил показать.
Забавно, но я тоже не знаю где мой диплом!
До газеты «Сегодня» я работал в «Коммерсанте», в «Независимой газете», в «Московских новостях» времен Егора Яковлева — в самый золотой период. Я прошел правильную журналистскую школу и когда стал заниматься журналистикой глянцевой, слово «журналистика» всегда ставил на первое место. Полагаю, что сейчас в большинстве глянцевых журналов это не так, журналистикой там даже не пахнет.
Кажется, перелом наступил в середине нулевых — помню, мне уже тогда было тяжело работать. Я потерял интерес к самой теме люкса и стиля жизни, поскольку она окончательно вошла в коммерческое русло. Этап становления, любопытства в журналах закончился. Они перешли в мейнстрим, стали конвейером.
Расскажи, как ты начинал в дизайне?
Уже в те времена я занимался дизайном ради удовольствия, помогал делать квартиры друзьям и знакомым, подбирал предметы интерьера. Одним друзьям, которые сетовали, что не могут подобрать в свою красивую спальню авторства Леона Крие для Giorgetti подходящие по стилю настольные лампы, я на свой страх и риск купил на eBay хрустальные вазы периода ар-деко, подобрал к ним абажуры, у знакомого реставратора собрал лампы и предложил своим друзьям. Они пришли в искренний восторг! Кстати, лампы до сих пор у них стоят.
Постепенно мне все больше хотелось воплощать себя в чем-то подобном. Еще в 90-х я полностью реконструировал свою семейную квартиру, причем переделал ее так, что, когда ко мне пришла Наташа Барбье главный редактор журнала «Мезонин», она сказала: «Шилов, кто тебе это сделал?!» У меня был голубой пол, белые стены, светильники Flos и Luceplan, белая мебель на заказ. Наташа сделала съемку, и мой интерьер был напечатан в журнале. Для меня тогда впервые прозвучал звоночек, можно было догадаться.
Но еще долго я не соотносил это с каким-то будущим в дизайне. Ощущал это просто как приятный бонус к тщеславию. А потом компания Global Media Group взяла в управление наш журнал NRG и принялась сокращать расходы.
Знакомая история!
Они не понимали, что невозможно делать качественный журнал без дорогих съемок и текстов. Я сидел в редакции, мучился, пытался свести концы с концами, сварить щи из топора. После безрезультативных разговоров с управленцами я понял, что уже ничего не хочу. Буквально как Ельцин: «Я устал, я ухожу».
Я пообщался с директором Международной Школы Дизайна Надеждой Лазаревой — мы давно знаем друг друга — и, воодушевленный ее предложением воплотить в жизнь свою давнюю мечту, вновь пошел учиться. Сел за парту и подумал, пусть будет так, я попробую. К счастью, я мог себе позволить не искать другую работу, а попытаться разобраться в себе.
Хорошо, а как получилось, что и в журналах, и в интерьерном дизайне ты специализируешься исключительно в премиальном сегменте?
Есть много взаимосвязанных вещей. Во-первых, в самом низкобюджетном сегменте я бы просто не смог себя выразить. В таких интерьерах чаще используются экономичные шаблоны, там возможен только минимум решений, ты ограничен в выборе материалов и отделок.
Во-вторых, у меня за спиной определенный уровень воспитания и образования. С детства у меня были отличные от сверстников увлечения, взгляды, иной круг интересов. Каждые выходные мы с мамой ходили в музеи и выставочные залы, на концерты, в театры. Я постоянно что-то узнавал, читал много книг, причем очень рано начал читать «взрослые» романы и смотреть фильмы, которые ускоряли мое взросление — такие, как «Ночной портье» Лилианы Кавани.
Воспитание, образование, кругозор, насмотренность играют в дизайне огромное значение. За десять лет в глянце я объехал полмира, встречался с уникальными людьми. Что эти люди тебе дают? Они показывают класс. Уровень общения, причем не только профессионального. Фактически я учился у них как общаться, разговаривать. Для меня они были эталонными собеседниками.
Мне повезло начать работать в дизайне, когда людям было интересно создавать себе необычные интерьеры. Интересно общаться. Они не могли видеть моих работ, поскольку их фактически не было, но моей первой клиенткой оказалась тогдашняя глава Nespresso Россия, приехавшая в Россию из Германии. Мы познакомились с ней случайно на дне рождения моей подруги, просто оказались рядом за столом. Проболтали весь вечер, смеялись, у нас мгновенно возникла химия. Она вышла замуж за москвича и через какое-то время позвонила мне и сказала, что купила дом и хочет, чтобы я им занялся. Есть такие люди, которые способны видеть, они не выбирают человека как кусок мяса в магазине — мне попостнее, в переводе на нашу ситуацию подешевле — они выбирают, кому они могут довериться, с кем им будет интересно. И вот это для меня всегда было главным.
До начала десятых я занимался только интерьерами и архитектурой. У меня в портфолио есть дом, который построен целиком по моему проекту, он пока не сделан внутри поэтому я его еще не показал. Дом авангардный, круглый с панорамным остеклением, очень необычный.
У некоторых дизайнеров хорошим тоном считается делать интерьеры, включая только свои предметы. То есть зарабатывать, как интерьерный дизайнер и предметный. В этом есть своя логика. Но многие на этой ниве занимаются тавтологией. Например, мы видим в журнале фото: стол по проекту такого-то. Чаще всего тут нет никакого дизайна, потому что хороший предметный дизайн — это не просто условный предмет, а предмет, который идеально вписывается в проект и не имеет аналогов — ведь если есть аналоги, то какой смысл изобретать велосипед? Более того, нередко покупая «авторский дизайн», клиент оплачивает фактически прототип с неточно просчитанными габаритами и допустимыми нагрузками, и это в конечном итоге становится проблемой клиента.
Качественный фабричный продукт априори проработан гораздо серьезней, чем прототип. Прототипы дорабатываются и совершенствуются, даже у ведущих фабрик. Например, отверстие в мраморном основании лампы Arco от Flos появилось не сразу. Выяснилось, что каменная глыба очень тяжела, и чтобы лампу приподнимать и перемещать, дизайнеры братья Кастильони придумали отверстие, в которое вставляется специальная штанга. Что говорить о штучных предметах от российских дизайнеров, которые они производят и сразу ставят в свои проекты? Я интегрирую в свои интерьеры только тщательно проработанные решения, и только когда им нельзя найти адекватную готовую альтернативу.
С российскими фабрикам тоже так?
Я не работаю с российскими фабриками, потому что возникают вопросы качества и копирования. В любом сегменте. Диваны, кухни, светильники — что ни возьми, обязательно будут копии, которые чуть изменены, но фактически это подделки под известные модели зарубежных производителей. Я встречался с некоторыми такими фабриками. Они просили что-то для них сделать. Я говорил: хорошо, но вы не сможете это продавать в одном каталоге, в одном шоу-руме вместе с подделками. После этого разговор заканчивался. Единственный мой достойный российский партнер — ателье Tapis Rouge, вместе с которым мы выпустили коллекцию шелковых ковров ручной работы La Scala, посвященную лестницам в итальянских палаццо.
«Я не работаю с российскими фабриками, потому что возникают вопросы качества и копирования. В любом сегменте. Диваны, кухни, светильники — куда не кинь обязательно будут копии, которы чуть изменены, но фактически это подделки»
Когда ты делал интерьер квартиры в башне Bosco Verticale в Милане, ощутил разницу между нашими клиентами и иностранными?
Мои клиенты в Италии — это чаще всего смешанные семьи. Так было и в «Вертикальном саду». Меня приглашают для таких проектов по нескольким причинам. Во-первых, как я уже говорил, нам приятно общаться, и мне доверяют в выборе вектора для создания интерьера. Во-вторых, я свободно говорю по-итальянски, веду проектную документацию и переписку на итальянском, в этом плане ничем не отличаясь от итальянских коллег. Я думаю, только порядка больше со мной, потому что я стараюсь обойтись без ошибок, и все это чувствуют. Также клиентов привлекает то, что я не декоратор, а в первую очередь архитектурный дизайнер, то есть думаю прежде всего о грамотной планировке, об организации пространства, а уже потом о его декорировании.
Но ты же дистанционно работаешь?
Конечно, но регулярно приезжаю, потому что все должно быть безупречно. В работе дизайнера и архитектора иногда возникают ситуации, когда, открывая чертеж, некоторые вещи можно трактовать по-разному. У меня был случай в Милане, когда строители ошиблись с электропроводкой в большом открытом пространстве со шкафами-разделителями. Я прислал всю документацию, переписку, из которых следовало, что ошибку допустила строительная фирма. Ее быстро устранили, причем ко мне не было никаких претензий. Знаешь, как бы это выглядело у нас? Заказчик бы возмущался, поставил всех на уши, мне бы пришлось объяснять, что я не верблюд. Это очень неприятно, и мне не хочется выслушивать необоснованные претензии. А у нас с исполнителями часто не церемонятся, каким бы звездным статусом они не обладали.
Кстати, меняется наш клиент со временем, не замечаешь?
Как ни странно, мне очень нравилось работать в нулевых, начале десятых. Сейчас качественно изменился состав «целевой аудитории». Состоятельная публика ведь не та, у которой я должен отхватить кусок как шакал, это аудитория, которая может оплачивать работу премиального уровня и осознает необходимость обращения к специалисту высокого класса. Как во всем мире. Почему я говорил про воспитание, образование, насмотренность — ты всю жизнь занимаешься собственным образованием ради чего-то, правильно? Наверное, чтобы зарабатывать не так как двоечник, который закончил месячные курсы декораторов. Я целенаправленно шел к тому, чтобы работать в определенном сегменте, с определенным качеством. Но, к сожалению, все чаще потребность возникает в исполнении прихотей заказчика, в «чего изволите». Мне это не интересно.
Конечно, я умею исполнять капризы, но капризы капризам рознь. Мне не нравится, когда дизайнера нанимают как дорогую обслугу. Мне коллеги в частных разговорах сетуют, да брось ты, сделай и забудь. Но меня такая работа разрушает. Она развращает, уничтожает дух творчества. Грустно видеть именитых в прошлом дизайнеров, которые делают такую порнографию, что уже сами не ведают, что творят.
Можем сказать, что система перемалывает профессионалов, подгоняет под себя?
Мои деньги никогда не зарабатывались легко. И в журнале, и сейчас. Но есть масса примеров, когда коллеги с гораздо меньшим опытом умудряются зарабатывать больше. Я всегда задавал себе вопрос почему так? Пытался понять, почему эти люди с легкостью делают то, что делать, казалось бы, неинтересно или даже противно?
В дизайне интерьеров доминирует принцип «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». К сожалению, многие клиенты не понимают этого, выбирают дизайнеров по картинкам и принципу, кто эту картинку сделает дешевле. А дизайнеры соревнуются в инстаграме и фейсбуке. Полно сайтов с одинаковыми картинками, где порой одни визуализации, за которыми не стоит реальных объектов. Одна моя клиентка, которой я до этого делал дом — его показали в эфире первого канала, уж казалось бы! — заказала мне проект квартиры, посмотрела коммерческое предложение и сказала, что видела на фейсбуке цены ниже. Я ее спросил: почему вы ездите на BMW, а не на Hyundai? Ведь тоже четыре колеса, и коробка автомат, и кожаный салон, и гораздо дешевле!
Деньги это для меня прежде всего предмет уважения. Я работаю как бутик. Конечно, у меня есть ассистенты, но я рисую сам, общаюсь, выезжаю на стройку. Большинство коллег принимают заказ, и вы больше их не увидите. И самое главное, они ничего не знают про вас, но при этом моделируют вам дом, вашу жизнь.
Кроме того, в других странах есть институт звезд. Там все знают топ-дизайнеров. Россия институт звезд в дизайне не приемлет, у нас нет непререкаемых величин, любой выскочка может смешать с грязью кого угодно. Наша страна с удовольствием пожирает своих героев. Увы, всегда так было, и поэтому история России так трагична.
Россия отреклась от коммунистической идеологии, в отличие от Китая, но там получилось, а у нас нет, почему?
Китай при всей руководящей и направляющей роли партии, дает творческим людям гораздо больше свободы. Во всяком случае в современной китайской архитектуре, в этих сумасшедших небоскребах, отелях, интерьерах, искусстве нет и сотой доли процента коммунистической идеологии. Возможно, это связано с конфуцианством. Но у нас, к сожалению, безо всякой коммунистической партии, современное искусство, дизайн очень мало ценится, почти нет шансов продвинуться людям, которые руководствуются вдохновением. Министерство культуры, общественные организации, все это как представляло смесь лубка и официоза при советском строе, так представляет и сейчас. Китай себя на экспорт продает как рвущаяся вперед сверхдержава, фонтанирующая смелыми идеями, для этого они привлекают лучших из лучших. Они не смотрят, что архитектор из капиталистической страны. Главное, чтобы он был достойным. У нас же люди, принимающие решения в областях, связанных с творчеством, не способны даже рассуждать на тему подведомственного творчества. К сожалению, это большая проблема. Россия не способна продавать себя на экспорт.
Давай о приятном! У тебя есть любимый художник?
Художников много. Мне всегда нравился Винсент ван Гог, Эдвард Мунк. Мунк вообще один самых любимых. Вот как увидел, сразу влюбился. Как-то на preview аукциона Sotheby's впервые увидел «Вампира» Мунка. Я полчаса не мог сойти с места. Потом отходил и возвращался, отходил и возвращался. Меня за руки от картины оттаскивали! Очень люблю Жоана Миро. Из русского авангарда — Александру Экстер. Люблю Джакомо Балла — итальянского футуриста, предтечу дизайна, в то время как русский авангард предтеча модернизма. Из более позднего советского периода — Александра Дейнеку. Очень уверенный живописец с потрясающей энергетикой, его вещи не привязаны к коммунизму, они вне времени, абсолютно самоценны. Прекрасен Таир Салахов. Его бакинские нефтяники и сейчас невероятно живые, буквально пахнут морем, нефтью. В отличие от массы соцарта это было и есть настоящее искусство. Время, которое воспевал соцарт, умерло, и соцарт вместе с ним. А настоящее искусство остается — когда бы и при каком строе оно ни создавалось.
Ты восхищался какой-нибудь страной как, например, Ив Сен-Лоран Марокко?
Да, конечно. Еще когда я учился в Международной Школе Дизайна, мы поехали на стажировку в Японию. Эта страна меня поставила с ног на голову или может быть наоборот. Потому что там я обнаружил все к чему внутренне стремился — чистоту, простоту, лаконичность, являющуюся самостоятельной ценностью, а не признаком неумения сделать кудряво, богато. У нас ведь считают, что, если лаконично, значит не хватило фантазии у автора, иначе бы он навертел, накрутил, начесал. А в Японии совершенно органично веками живут без этого и эта органика часть их культуры. Там историческая взаимосвязь с минимализмом, любой дом состоит из татами и перегородок из рисовой бумаги. То, как они смогли интерпретировать традицию в выдающемся современном дизайне и архитектуре — поразительно. Это страна тотального дизайна. Страна гипертрофированной культуры. Япония дала мне уникальный опыт достижения идеального результата не через добавление, украшательство, а через отсечение. Я потом много раз приезжал в Японию, но впервые там оказался очень вовремя. За что очень благодарен школе.
Но есть страна, к которой я испытываю абсолютную любовь, где моя душа, с первым глотком воздуха выходя из самолета, я чувствую себя там как дома — это Италия. Как будто я жил там всегда, всегда ей принадлежал. Я объездил всю Италию — знаю юг, север, все регионы — мне там везде хорошо. И знаешь почему? Потому что я всюду встречаю людей, которые мне нравятся, я с ними разговариваю, пью кофе и граппу, смеюсь, мне везде вкусно. И в ответ получаю ровно тоже самое. Мне хорошо понятен менталитет, я с большим уважением отношусь к тому, как они умеют строить профессиональные и дружеские отношения. Да, они обедают по два часа, но при этом играючи обувают, одевают и обставляют весь мир.
«В дизайне интерьеров доминирует принцип «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». К сожалению, многие клиенты не понимают этого, выбирают дизайнеров по картинкам и принципу кто эту картинку сделает дешевле»
А есть литературный персонаж, с которым ты себя идентифицируешь?
У меня было странное наваждение в детстве: я читал книжки, которые мне по возрасту читать не полагалось. Сомерсета Моэма, Бальзака, Жорж Санд, Ги де Мопассана всего. «Милого друга» прочел в возрасте, когда читают еще сказки. И по этой причине мне был интересен Жорж Дюруа, он был моим возвышенным (хоть и сомнительным) идеалом.
В детстве я также прочитал всего Конан Дойля. Мне очень нравится Шерлок Холмс — его сарказм, ирония, интеллект, чувство юмора и обходительность — хоть с аристократами, хоть с простолюдинами. Чего мне не хватает, кстати в обществе, в котором я вращаюсь (а в светском все еще хуже), это утраченной галантности манер. Ощущения культуры разговора, диалога, искренности и заинтересованности. У нас экология отношений находится в еще более удручающем состоянии, чем экология природы.
Что бы ты посоветовал молодым, кто хочет стать дизайнером?
Советовать — неблагодарное дело. Я вижу многих молодых дизайнеров и архитекторов, которые живут и развиваются в правильном направлении, интересуются профессией, лезут в дебри, чтобы найти свой путь. Я и сам не то, чтобы слишком возрастной, на Ибице многим двадцатилетним дам фору — так вот я вижу, чем они интересуются, на какие выставки ездят и понимаю, что они строят правильный фундамент для своего будущего творчества и бизнеса. Такие люди у меня вызывают уважение. К сожалению, их не так много, как хотелось бы. Но я верю в поколение, которое сейчас растет. Для некоторых процессов необходима смена поколений.
Мы спускаемся вниз. Подходим к кофейной лавке и Майк, покупая приличное количество капсул всевозможных сортов, просит прощения у продавца. Продавец немного смущен и извиняется в ответ. Я стою рядом и отчетливо чувствую, как мир становится лучше.
Майк Шилов о фабриках
Однажды я принимал участие в организованном Еленой Архиповой и компанией Archistudio конкурсе на приз фабрики Arte Veneziana. Это известнейшая компания в регионе Венето, которая создает предметы интерьера с применением традиционных техник работы с зеркалом и стеклом. Они делают не только классические вещи, но и очень современные и даже авангардные предметы. Я выиграл конкурс, Arte Veneziana изготовила комод, консоль и зеркало по моему дизайну и показала на выставке Salone del Mobile, коллекция Gonfalone вошла в каталог фабрики, там я указан как дизайнер. В прошлом году на главном венецианском празднике Festa del Redentore фабрика делала презентацию с моими работами. То есть дизайнер из России оказался выразителем духа современной Венеции. А последний заказ на мои предметы был из Новой Зеландии.
Я работаю с фабрикой Minotti Collezioni, для них я разработал большую коллекцию мебели и светильников Bloom. Мы познакомились с владельцем фабрики Фабио Минотти, поскольку он увидел мою коллекцию света, получившую второе место на международном конкурсе International Talent Search, и она ему понравилось. После чего он написал мне письмо, спросил, не могу ли я что-нибудь придумать для них в такой же стилистике, например, обеденную группу. После отправки на фабрику эскизов я получил приглашение в Италию, чтобы обсудить отделки и подготовить прототип. Человеку из России, кстати, приходится больше прилагать усилий, чтобы получить подобный контракт, чем условному бельгийцу или словенцу. Они уже в европейском рынке, в Евросоюзе, они «свои». Мне приходится быть более усердным и убедительным, демонстрируя, что я могу быть востребован глобально. Но это вызов, который я принимаю!
Также я работаю с фабриками, которые делают смесители и аксессуары для ванных комнат, у меня уже разработана коллекция смесителей из металла и мрамора для фабрики Cisal, мы покажем ее на Mosbuid в Москве и Salone del Bagno в Милане.
Знаешь, диалог с фабриками полностью соответствует тем идеалам, о которых я говорил выше. Мне доставляет удовольствие даже переписка с ними. При всей современности и спонтанности, я человек академический. Мне нравится уважительная манера диалога, а не это вот наше, когда «сегодня я хочу это, завтра то, а послезавтра все го*но, и вообще я клиент и могу говорить все, что хочу, потому что у меня настроение плохое». Они не понимают, что проявляют неуважение не ко мне, а к самим себе, разрушая доверие между нами. Фабрики так себя не ведут.
Вообще, чтобы получать от жизни удовольствие, надо этим заниматься. Однажды я приехал на фабрику Fiam, это прекрасное предприятие — легенда итальянского стекольного мебельного дизайна. Их знаменитые зеркала Филиппа Старка — бестселлер вот уже несколько десятилетий. Основатель Fiam Витторио Ливи. Он абсолютный гуру. Он первый доказал всем, что из стекла можно делать мебель.
Я приехал, с ним познакомился, мы сразу нашли общий язык. И он говорит: «Ты остаешься, завтра я освобождаю все дела». И на следующий день он приезжает за мной на раритетном Ferrari, которая рычит и клокочет, и мы катаемся по живописным окрестностям города Пезаро, гуляем по музеям древнего Урбино, смотрим картины, фрески, он мне обо всем рассказывает. А сейчас, говорит, я покажу тебе модернистскую церковь, которую спроектировал мой друг Вальтер Валентини, она еще закрыта, но ты должен ее увидеть хотя бы снаружи! И он живет такими тонкими вибрациями, а ему за 70 лет. Его сын и директор Fiam Даниэле Ливи потом сказал мне, что давно не помнит, чтобы отец проводил так много времени с гостем фабрики. Такие моменты в моей жизни бесценны.
Ниже мы предлагаем познакомиться с избранными проектами Майка, в том числе с отдельными предметами мебели и аксессуаров.
Майк Шилов: «Для того, чтобы громко заявить о себе в авторском дизайне, стоит попробовать вначале проявить себя в предметном тиражном дизайне. Просто потому, что создать вещь, способную продаваться в большом количестве, значительно сложнее. Набив таким образом руку (и шишки!), выработав собственное уникальное видение, можно создавать штучные вещи. Все великие дизайнеры — прежде всего промышленные дизайнеры».
